– Я бы лучше поехала домой, – сказала Женевьева.

– Еще рано, ты не достаточно окрепла для путешествия.

– Со мной все в порядке, спасибо.

– Когда я вернусь, мы отправимся в Эденби.

Женевьеве с трудом удалось удержаться от слез.

В чем дело? Откуда эта пустота внутри? Неужели это правда, что у него в Ирландии была куча женщин? Неужели он потерял к ней интерес только от того, что женился на ней?

Но вот в его чертах промелькнуло что-то от прежнего Тристана, он подошел к кровати, присел на краешек и погладил дочь по головке.

– Я сразу же вернусь, Женевьева.

– О, да, ведь ты оставляешь меня с Генрихом, с Джоном и Томасом.

– И что это значит?

Она не подняла на него взгляда, и ей не нравилось то, что он смотрит, как она кормит Кэтрин. Женевьева быстрым движением набросила одеяло на лицо дочери. Тристан схватил жену за запястье.

– Ты не даешь ей дышать.

– Неправда.

– Не понимаю, чего ты добиваешься…

– Иди и занимайся своими делами, предоставь мне самой справляться со своими обязанностями.

Тристан встал, разозлившись.

– Тогда с тобой останется Эдвина.

Он попытался сдержать свой гнев, коротко кивнул Женевьеве и наклонился, чтобы поцеловать дочь. Женевьева подавила желание остановить его, но не смогла удержаться от того, чтобы не крикнуть ему в след:

– Почему я всегда под наблюдением, почему ты не доверяешь мне… почему я никогда не могу побыть сама по себе, без твоих сторожевых псов?

– Потому что, как мы оба знаем, тебе нельзя доверять.

– У меня твой ребенок!

– Да, и я хотел бы сохранить его.

– Я не собираюсь отбирать его у тебя!

– Я позабочусь о том, чтобы этого не произошло.

– Ты женился на мне!

– Да, я женился на тебе, но ведь ты не хотела этого. У меня есть документы, подтверждающие, что мы с тобой теперь муж и жена, но разве они не больше, чем просто бумажки? Бумажки, которые добыты с большим трудом. Это чуть не обернулось бедой, – с горечью произнес Тристан, потупив взор, затем поднял глаза. – Мне нужно уезжать, Женевьева, Джон и Томас – твои друзья. Рассматривай их как стражу, если хочешь. Я оставляю тебя при дворе, ибо я знаю, что там ты в безопасности и под наблюдением. До свидания, дорогая супруга. Я постараюсь возвратиться, как можно скорее.

Тристан поклонился, Женевьева молчала в смущении, не в силах отвести взгляда. Он подошел к двери и вышел вон.

Женевьева положила дочь и подбежала за ним к двери, она выглянула наружу, но нигде его не увидела.

Малышка издала пронзительный и рассерженный крик.

– О, Кэтрин, – в слезах прошептала Женевьева и вернулась к кровати.

Она взяла девочку на руки и снова дала ей грудь.

Ребенок тут же прекратил плакать.

Но Женевьева не могла сдержать слез, она содрогалась от рыданий, душивших ее, и до боли кусала губы.

– Томас, если ты не возьмешь меня с собой, то я найду способ, как уехать, и поеду сама.

Женевьева не была уверена в том, что ее голос звучит достаточно властно, но старалась говорить со всей возможной убедительностью. Джон избегал ее, и от него трудно было чего-либо добиться, кроме туманных обещаний, поэтому сегодня Женевьева попыталась взять в оборот Томаса.

Это было вовсе не трудно сделать, Женевьеве стоило лишь выглянуть в коридор, чтобы обнаружить его. Казалось, что они стерегли ее по очереди, то Томас, то Джон, то Эдвина, постоянно кто-либо из них находился где-то поблизости.

Кэтрин посапывала в колыбели, любезно подаренной Елизаветой Йоркской. Томас находился в благодушном настроении, благодаря крепкому вину, которое Женевьева самолично подогрела и подала ему. Она хотела добиться успеха любыми доступными средствами.

Томас внимательно посмотрел на Женевьеву оценивающим взглядом и поставил обутую в сапог ногу на основание камина. Допив вино, он поставил кубок на каминную полку, а затем свел руки за спиной.

Женевьева выглядела столь же целеустремленной, как и в тот день, когда пушки Тристана де ла Тера начали обстреливать стены Эденби.

«Она похожа на мифическую амазонку», – подумал Томас. Волосы Женевьевы ниспадали на спину подобно тяжелому золотому стягу, а ярко блестевшие глаза вообще невозможно было описать. Она олицетворяла собой предел желаний любого мужчины, такая женственная, решительная, с живым и быстрым умом. Маленькой Кэтрин едва успело исполниться пять недель, а ее мама уже была стройна, как молодое деревце и обольстительна, как Афродита, а голос ее звучал столь же маняще, как голос сирены.

«Почему Тристан не обращает внимания на это великолепие? Неужели это настроение и отношение к ней вызвано тем, что она однажды пыталась его убить? Но если в этом был корень проблемы, то Тристан должен был бы давным-давно простить ее, ибо он сам убил немало славных рыцарей на полях сражений», – думал Томас.

Ведь он любит ее, в этом Томас был уверен.

– Томас! – она была в отчаянии. – Я знаю, что за мной денно и нощно наблюдают, но я однажды уже убежала при точно таких же обстоятельствах. Ну, пожалуйста, прошу тебя! Ведь мой муж уехал уже почти три недели тому назад.

Томас печально улыбнулся.

– И он уедет снова, миледи. Он наследовал графство, король сделал его герцогом Эденби, и Тристан находится у него на службе. И вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что его никогда больше не призовут для того, чтобы разбить очередного претендента на престол.

Женевьева подошла к колыбели и заглянула в нее.

– Я знаю, что его снова призовут на службу, но почему, Томас, он снова поехал в Бэдфорд Хит? Ты управляешь его поместьем и, по-моему, делаешь это достаточно хорошо.

Ее собеседник с несчастным видом пожал плечами и опустил глаза.

– Ну давай же, Томас, ты же мой должник! Ведь это благодаря вам с Джоном и Эдвиной меня насильно привели к венцу.

Он негромко вздохнул.

– Тристан поехал в Бэдфорд Хит потому, что даже самые преданные его слуги, а среди них немало образованных и неглупых людей, убеждены в том, что в замке завелись «привидения».

– Привидения!

– Да, ну… – Томас беспомощно поднял руки, – там иногда появляются всякие видения, например, сцена того страшного преступления…

– Томас?

– Я не очень уверен…

– Он сказал тебе, что ты не можешь взять меня туда?